и еда вполне сносная. Конечно, не как дома, но есть можно, не отравишься. И уж никак не сравнить с той отвратительной бурдой, которой торгуют на улице или на вокзале. Да и милиция в это неприметное кафе заходила не часто.
Сегодня девчонки взяли один борщ на двоих, по паре пирожков с капустой и мороженое – на десерт. Гулять, так гулять. У Машки как-никак – первая зарплата, и первый выходной. Полагалось отметить.
Уселись, как обычно, в уголке: Шойра – спиной к выходу, а Машка – лицом, чтобы быть всегда начеку.
В этот час было безлюдно. Лишь у барной стойки что-то потягивал из высокого стакана одинокий посетитель – немолодой мужчина с седыми висками. Одет он был в костюм из дорогой ткани с отливом. На шее франта небрежно болтался стильный атласный галстук, а на манжетах белоснежной рубашки поблескивали запонки.
Такой наряд в столь убогом дешевом заведении, куда заглядывали в основном работяги с соседней стройки, выглядел, по крайней мере, странным, даже скорее неуместным. Раньше пижона здесь никто не видел, и подруги поглядывали на него с опаской.
– Машк, а тебе не надоело мороженое на работе? – шепотом спросила Шойра, испуганно озираясь по сторонам. – Может пойдем отсюда… Что-то этот тип…
– На работе мне его есть некогда. Сама знаешь, начался сезон, и на улице страшная жара. А моя точка – бойкая. Ни минуты простоя, только давай – пошевеливайся. И за мороженое мне ведь тоже надо платить, а иначе – недостача, и вытурят из киоска в два счета.
– Жаль. А я-то думала, что можно наесться от пуза на халяву…
Шойра мечтательно закатила глаза и снова усердно застучала ложечкой, выскребая остатки лакомства.
– Атас! – вдруг шикнула Машка.
В зал вошли двое мужчин в милицейской форме. Один из них был верзилой в коротких обтягивающих брюках, которые заканчивались где-то на щиколотках, открывая взору давно нечищеные, пыльные ботинки с облупленными носами. Второй – маленький, щуплый в мешковатой одежде, свисавшей до пят, будто на три размера больше. Странноватая парочка. Ни дать ни взять – комики. Штепсель и Тарапунька из новогоднего «Голубого огонька».
Услышав предостерегающее шипенье, Шойра в мгновенье ока вытащила из сумки затрепанный учебник, и отодвинув тарелки, разложила на столе тетради. Обе девушки смиренно опустили глаза, напустили на себя умный вид и уткнулись носами в нечто…, отдаленно похожее на конспекты.
– Слышь, Ген, – сказал коротышка, немного подотстав и оглядываясь. Его маленькие глазки бегали туда-сюда, словно что-то выискивали. И сейчас они, кажется, нашарили что-то, представляющее определенный интерес…
– Надо бы документы проверить у девчонок, которые сидят у окна. Вишь, как они встрепенулись, аж на месте подпрыгнули при нашем появлении.
– Мы сюда не за этим пришли…, – буркнул долговязый Штепсель. – Разве не видишь? Студентки это, к экзаменам готовятся. Переживают, волнуются. Вот и не сидится им на одном месте.
– Что-то не нравятся мне эти студентки… Та черненькая, наверняка, из ближнего зарубежья…, без регистрации. Я этих нелегалов нутром чую. Вишь, косым глазом исподтишка так и зыркает в нашу сторону.
– Да студентки это. Студентки… Тут, кажись, университет Пит… Пат… Патриса Лулумба… рядом. Вдруг твоя китаеза окажется дочкой какого-нибудь посла? Что ты тогда запоешь? Зачем на международный скандал нарываться?
– А что если…, если они – террористки?
– Террористки, Вась, в черных платках-хиджабах должны быть, а не с учебниками в руках. А у этой рыжей с веснушками чисто рязанская физиономия. Прям моя одноклассница…, вылитая.
– Ну, Ген, как знаешь, – разочаровано протянул коротышка. – Ты у нас старшой, вся ответственность на тебе. А сегодня и пощипать-то некого… разве что того расфуфыренного перца, что возле бара тусуется. Ишь, вырядился, стиляга.
– Ладно, не дергайся. Лишние телодвижения нам не нужны. Да и что со студенток возьмешь? А тот хлыщ, видать, блатной или иностранец. Лучше вечером на таджиках отыграемся. Их вчера целую толпу пригнали на строительство бизнес-центра.
Штепсель потянул коллегу за рукав, и они направились к выходу.
– Фуу, выкатились, сволочи…, – облегченно вздохнула Машка и тут же убрала «реквизит» в сумку. – Пожрать спокойно не дадут.
***
Игру «в студенток» придумала Машка после того, как Шойру поздним вечером дочиста обобрали менты. Не Бог весть, какое «прикрытие», но иногда выручало. А в тот раз у подруги взяли всю мелочь, какая была с собой. Вдобавок прихватили цепочку и два колечка – мамину память. Хорошо еще, что золотой браслет в тот день не надела…
– А как ты хотела, лимитчица хренова? – злобно хохотнули ей в лицо. – Будешь знать, как без регистрации по ночам шляться. Или желаете пройти в обезьянник, мадам? Там как раз только тебя и не хватает для полного комплекта…, к двум десяткам мужиков – твоих же соотечественников…
Шойра вернулась домой бледная, как мертвец, но ни одной слезинки не проронила. Три дня потом молчала, только посверкивала черными глазами и сжимала кулаки в бессильном гневе.
А однажды Машка застала ее, сидящей на кухне с застывшим взглядом и ножом в руках. Тонкие пальцы скользили по острому лезвию.
– Эй, Шой, – вывела ее из оцепенения встревоженная подруга, – ты что там удумала? А ну, дай-ка сюда сейчас же! Все образуется… Прорвемся!
С тех пор Шойра и носу не показывала из дома. Днем она лежала на продавленном диване, уставившись в потолок, и ждала, когда Машка вернется с работы и принесет чего-нибудь поесть. Но кусок не лез в горло. В крошечной комнате, где проживали подруги, казалось, даже стены давили, сводили с ума. От пестрого рисунка на старых облезлых обоях кружилась голова, и зловещие чертики плясали в глазах. Зачем, зачем она приехала в эту проклятую Москву, где ее все ненавидят. И за что?! Что она плохого сделала?
Добросердечная Машка успокаивала, как могла, приносила украдкой мороженое и ворованные конфеты. Однако не помогало. Девушка ничего не ела и таяла с каждым днем. Глядя на ее опущенные плечи, сутулую спину, шаркающую походку, хотелось разрыдаться.
И тогда, по настоянию Машки, они отважились предпринять совместную вылазку в близлежащее кафе – пообедать и хоть немного развеяться. Добирались туда короткими перебежками, словно преступники из бандитского сериала. Потом, едва дыша, забились в самый дальний угол за загородкой, где Шойра вздрагивала от каждого шороха.
За соседним столиком сидела черноволосая девушка в тюбетейке, отнюдь не славянской внешности. Она беспрерывно заказывала горячий кофе и поглощала его в задумчивости, то и дело обжигаясь. На ее худеньких коленках разместились две раскрытые тетрадки. Время от времени девица снимала несуразные очки, сползавшие на нос, терла кулаками покрасневшие раскосые глаза и обводила зал потусторонним взглядом. А когда в кафе заглянул участковый, для проверки документов, даже ухом не повела… В отличие от двух подруг, помертвевших от страха…
Милиционер безучастно прошествовал мимо очкастой и в угол, где притаились девчонки, заглядывать не стал.
– У меня – идея! – вскричала Машка, как только за бдительным стражем захлопнулась дверь.
На следующий день они приступили к реализации тактического плана. Машка с гордостью приволокла учебник по арифметике, которым одолжилась у третьеклассника Вовки из соседнего подъезда. Но Шойра подняла ее на смех.
– Он же с яркими картинками. Издалека в глаза бросаются. «Противника» нельзя недооценивать.
А вот «конспекты», составленные Машкой, она одобрила. При ближайшем рассмотрении можно было догадаться, что это всего лишь полудетские каракули и бессмысленный набор формул. Но подруги решили, что до ближайшего рассмотрения дело уж никак не дойдет. Для убедительности страницы немного замусолили и заляпали пятнами крепкого чая. А вскоре нашелся и подходящий учебник – какая-то раззява-студентка забыла старенький задачник в метро на сиденье. Все чин по чину – оторванные углы, затрепанный корешок и библиотечный штамп столичного вуза.
Для